Автор: Тенэ (Ахопа)
Тип: гет.
Жанр: Романтика, драма. AU?
Персонажи/Пейринг: Асума/Куренай, в конце немного Шикамару/Темари.
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: Мир принадлежит Масаси Кисимото, а мне – идея и реализация фика.
Саммари: Когда умирает Асума, на хмуром погосте расцветает любовь…
От автора: Италиком выделены воспоминания.
фанфик
«Позови меня с собой,
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь за тобой,
Что бы путь мне ни пророчил,
Я приду туда, где ты
Нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты
Обретают снова силу высоты…»
(Татьяна Снежина)
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь за тобой,
Что бы путь мне ни пророчил,
Я приду туда, где ты
Нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты
Обретают снова силу высоты…»
(Татьяна Снежина)
***
Еще час прошел. Теперь только узкая полоса света пробивается из-за деревьев – солнце почти зашло за горизонт. Куренай тихо шепчет бессмысленные вопросы, поглаживая могильную плиту – но не получает ответов. Кажется, будто мир разом потерял все краски – остались только черный, белый и вкрапления серого. Расплывчатые, словно в плохо прорисованной манге. Асума всегда смеялся, когда видел Какаши с этими «книжонками», как он называл их.
Целый час – похороны давно завершились, кладбище – если этот бесконечный мраморный ряд с прямыми, одинаковыми плитами можно было так назвать – опустело. Близкие друзья ушли последними, остались только она и Шикамару. Кто-то сказал ей, что Нара отомстил за смерть сенсея. Она хотела казаться благодарной. Но не могла – у нее просто не хватало сил.
Одного взгляда на серьезного парня с каштановыми, собранными в хвост, волосами, хватало, чтобы вспомнить тот экзамен на чунина. Чтобы вспомнить Сарутоби…
- Видишь этого парня? – Асума с довольным видом пожевал губами потухшую сигарету и потянулся за спичками, чтобы снова зажечь ее. – Спорю, он станет чунином одним из первых. Его потрясающие способности к размышлению, айкью выше двухсот, планирование и стратегия боя…
- Планирование и стратегия... – Тупо глядя в одну точку, повторила Куренай.
Нара бросил на нее удивленный взгляд, но ничего не сказал. Снова тишина, давящая, без звуков, без всхлипов – доказательств того, что она еще не умерла от этой боли, разрывающей изнутри.
Почему она узнала это именно так?
Почему его тело сожгли, а прах ссыпали в керамический кувшин и запечатали?
Почему отдали ей, словно отдавали обычную посылку без обратного адреса?
Почему равнодушно поставили еще одну плиту, с именем, которое сотрется лет через двадцать и оставит после себя лишь унылое напоминание символом бессмертного Листа?
Почему, почему? – Она не заметила, как поглаживающая теплый камень рука со всей силы опустилась на его гладкую поверхность. Что-то неприятно хрустнуло, а потом Куренай подняла руку и поняла, что по безымянному пальцу тоненькой струйкой течет кровь. Приподняв кольцо, она долго осматривала порез, который сама себе нанесла, слишком углубляясь в свои мысли.
Она не должна была отпускать его. Она не должна была прощаться с ним.
Эти цветы были прекрасны, прекрасным был день и воспоминания о предыдущих днях. И не только днях. Прекрасной была зарождавшаяся внутри нее жизнь. Одна мысль не давала Юхи покоя – но она была такой глупой, что женщина старалась выкинуть ее из головы. Когда Асума уходил на миссию, он сказал ей «прощай» - возможно, из-за того, что был слишком занят своими тяжелыми мыслями и не особо задумывался, что говорит. Она хмуро попрощалась с ним, кляня его вернуться, но Сарутоби лишь весело отмахнулся – он всегда так делал.
Рискованный игрок, Куренай он больше напоминал Тсунаде, чем своего собственного отца. И не верил в смерть, до последнего не верил.
А потом опали лепестки, и она сразу поняла – его больше нет. Просто, легко, без истерик. Только лейка выпала из ее рук и покатилась по полу, разбрызгивая воду вместо ее невыплаканных слез.
Ниндзя не показывают своих чувств, даже дома, даже в одиночестве. Они сидят, съежившись, в углу, раскачиваясь и держась одной рукой за живот, а другую приложив к груди – туда, где бьется сердце. Сидят целую ночь, а наутро ватными ногами, передвигаясь еле-еле, словно оттягивая смертную казнь, подходят к двери, слыша стук.
- Юхи-сан…
Двое джонинов. Один молодой, очевидно, новенький в АНБУ – протягивает ей какую-то записку. Он силится продолжить, но глядя на черные круги под глазами и растрепанные черные волосы, только что-то лопочет, пятясь назад.
А в десяти шагах, повернувшись к ней спиной, стоит Генма. Протектор тускло сверкает – его так просто спутать с Изумо, если не приглядываться. Интересно, он жив? Или его тоже… Она непроизвольно отступает вглубь темной квартиры. Тут еще остался запах Асумы, который она ни с чем не спутает – словно спасение от яркого, серого, реального мира.
Плечи Генмы напряжены – его напарник недоуменно распахивает глаза, не понимая, отчего Ширануи молчит. Наверное, это он должен был сказать. Джонин уходит, следуя хриплому приказу семпая, а Генма все так же стоит – потом подходит к Куренай, зарывается лицом в ее волосы. И они час стоят на пороге дома, не двигаясь, - он, не отнимая лица от ее плеч, по которым волной рассыпаны локоны. Она – не произнося ни слова, обнимая его за плечи, и пустым взглядом осматривая улицу…
- Я защищу его!
Она удивленно подняла глаза, осознавая, что все это время разглядывала треснувший камень обручального кольца.
Нара стоял слева от нее, чуть впереди – так ей было видно его спину и – немного – бок и часть лица. Как когда-то Генма. Его плечи подрагивали, и она удивленно поняла – Шикамару плачет. Даже нет, рыдает, как никогда остро напоминая ей настоящего Шикамару – такого, каким он есть, отбрасывая маску и воспитание ниндзя. Пятнадцатилетнего подростка, потерявшего друга и наставника.
Юхи поднялась с земли, отряхивая черное платье от налипших комков, и медленно сделала шаг вперед, протягивая руку к его подрагивающему предплечью. Глядя на него широко раскрытыми глазами.
- Я защищу вашего ребенка! – Захлебываясь злыми, несправедливыми слезами, пообещал он, до боли сжимая руки в кулаки, царапая кожу ногтями, поднимая глаза к темнеющему небу. – Защищу, несмотря ни на что, сделаю все, что мне придется ради этого сделать. Я не позволю быть себе таким беспечным, как раньше, я больше не позволю себе допускать ошибок.
Слова сыпались из него, словно он долго сдерживался, и сейчас торопился сказать их, чтобы не передумать, и ничего не забыть. Он глотал окончания, делал перерывы на короткие всхлипы, сжимал зубы, и снова говорил, а Куренай молчала, зная, что все, что он сейчас скажет, все, что пообещает… - все так и будет.
- …Я больше никому не позволю отнимать у меня близких людей! Клянусь!
Она, наконец, тронула его плечо, и Шикамару с готовностью развернулся, упрямо вглядываясь в ее расширившиеся черные зрачки.
- Вы плачете. – Растерянно произнес он, успокаиваясь и оттого выглядя немного забавно. Он глупо начал рыться по карманам, в поисках платка, но она только замахала рукой, радостно улыбаясь. Слезы катились у нее из глаз, но женщина впервые за последние три дня улыбалась, чувствуя на щеках соленую влагу.
Она жила – мир снова наполнялся красками, он больше не был сухим и бесцветным. Внутри нее жил их с Асумой ребенок – и он будет защищен, даже если она умрет.
Она отпустила его, и продолжала жить дальше: с воспоминаниями, с его друзьями, с его миром. Со всем тем, что он хотел защитить, ради чего он ушел от нее.
Занавески в ее квартире всегда будут зелеными – его любимого цвета, и она никогда не уберет его фотографий. А ее ребенок, и вся Коноха, никогда не забудет, кто такой Асума Сарутоби.
***
- Выбрось эту гадость изо рта.
Он не успел понять, что случилось, как порыв ветра безжалостно вырвал незажженную сигарету из его рук.
- Ты противоречишь сама себе, эта гадость была зажата у меня в пальцах. – Не оборачиваясь, сказал Шикамару.
Сумерки не давали разглядеть появившегося – но ему и не надо было. Он бы легко узнал ее по голосу, или по манере всегда напоминать о своем появлении.
В любое другое время он бы съязвил, но тишину погоста не хотелось омрачать ненужными фразами.
Темари прошла мимо него, и он соизволил бросить на нее взгляд – тот же пыльный симпатичный костюмчик, что так запомнился ему за все это время. В ее руках что-то мягко зашуршало.
- Ты ведь только прибыла в Коноху? – Внезапно осознавая, спросил Нара, только, чтобы не показывать неловкость.
Она кивнула, не оглядываясь, положила что-то на черный мрамор и, поднявшись, отошла.
- Я собрала кое-что по пути. – Темари замолчала, разглядывая, как луна медленно поднимается, освещая разбросанные голубые цветки – слезы на бездушном камне.
- Незабудки?
- У тебя глаза красные, плакса. – Вдруг прошептала она, бросаясь к нему на шею и пряча лицо, стараясь спрятать рвущиеся наружу рыдания.
Сабаку но Темари не плачет, никогда не плачет – это только подрагивают хрупкие, в общем-то, плечи, это сжимаются тонкие, до невозможности красивые пальцы, на его плечах.
- Сама ты плакса.
Она ведь бросилась сюда, сразу, как узнала о случившимся, правда? Она ведь умоляла узнать, все ли с ним в порядке, не делала остановок в трудном пути?
Чувствуя внутри что-то безумно теплое, Шикамару подхватил проблемную женщину на руки и понес к выходу – туда, где свет пробивался через зеленые занавески. Туда, где жила Коноха.